Калос Лимен
Прощу прилипшую к плащуЧужую пыль и запах медиИ ржавь пятна на месте мести —У моря ткань прополощуИ подберу из кладовойХитон, наплечники, сандали.Видали мы такие далиВ котле последней Мировой.И мир начавшийся на «ой»Кому-то вновь готовит мену,А рыжекудрому гаменуНа островах хоть волком вой.Эфебам нравится эфир,Нам, старикам, теплей на тверди.В постели маленькие смертиГотов творить любой факир.Гиперпространство языкаСвилось в спираль телячьей кожиВозьмет аэд что вам негоже,Отыщет ноту музыкант.Отыщет красное стрела,Пройдет под ребрами мишени…Эвоэ! Спит седой мошенникПрипав щекой на край стола
Бычья песня
Тавро Тавриды вбито под реброОно неразличимо чужаками.Следы быков заполнены жуками,Следы полков царапает перо.На летописи глины и воды,На каменной ухмылке византийцаИстория смолкает – не проститься,Лишь посмотреть – кто новый поводырь.Сюда приходят тысячей путей —Небесный шелк, турецкая галера,Ухмылка площадного кавалера,Хаммам для хама – прибыл так потей.Без пота не взойдет ни виноградНи минарет ни стены мавзолея.Чумной закат румянится, алея.Дрожи, космополит и технократ!Когда музон беснуется в кафе,На плоскость охреневшего танцполаВыходит босоножка таврополаЗовет быков на аутодафе.Гора рогов, протяжный злобный рев,Один удар священного кинжала…Бил человек. Земля воображала.Такого не видал и рабби Лёв.Такого не слыхал и караимПрипав к прохладной вечности Завета.Все были пришлецами. И за этоМы сним о Нём. И в разноверье – с Ним.Не тавры мы. Не азиаты. НеПонтийцы с подведенными глазами.Не толмачи. Но каждый сдал экзаменИ расписался шагом на стране.Таро ворот. Тавро для дураков,Для бывших – чей, оставшихся ничьими.Возьму себе таврическое имя.Нарву рукамиЗеленьДля быков.
Баллада близости
…всякое животное после совокупления печально… (с) латинская поговорка
В маленькой смерти – обещание стать большой.Предощущение вдоха, оборванного на «до»,Невыносимая острота абсолютного одиночества.Вот оно, близкое, бьётся, манит, дрожит,Визжит неистово, жарким сочится потом,А потом пропадает.Ни капли лжи.Ощущаешь себя фантастическим идиотом,Глядя в слепо зажмуренные глаза,Гладя немое, чужое тело —Птичка вспорхнула и улетела – динь!Остаешься совсем одинС этим нелепым со-чувствием, глупой нежностьюК зябкой гусиной коже, пуговице соска,С неизбежностью взрыва.Соскальзывая в небытие,Забываешь имя её.Забываешь, как от улыбки светлело в комнате,Как она оттирала с пальцев следы от копотиИ опять ненасытно тянулась к свече рукой,Как писала: я есмь и никогда не стану другой.
Конец ознакомительного фрагмента.